Искусство как источник метаистории в творчестве Л.В. Шапошниковой

Автор: | 27.07.2014

«Свет Утренней Звезды», № 3(91) от 26 июля 2013 г.                             

«Трудно определить, когда возникло <…> искусство и сколь глубоки его корни. Этим никто еще серьезно не занимался. Можно только сказать, что творчество как таковое и красота – это элементы иных миров более высокого состояния материи. <…> Искусство, с самого его начала и до наших дней, является одним из важнейших источников метаистории, идущей на Землю из глубин космического творчества. Именно в истинном искусстве заключена космическая реальность красоты» [1, с. 309].

Эти слова принадлежат крупному философу и писателю, известному ученому-историку и индологу, неутомимому путешественнику и общественному деятелю Людмиле Васильевне Шапошниковой. Значительная часть ее трудов посвящена вопросам философии истории, искусства, культуры.
В них раскрывается новая грань одаренной личности автора. Перед нами талантливый искусствовед-исследователь, опирающийся на космическое мироощущение и метанаучный способ познания.

Людмила Васильевна говорит об искусстве с позиции философии космической реальности и видит в нем важнейший источник метаистории, один из ключевых разделов метанауки, взаимодействующей с внутренним миром человека.
«По-видимому, метаистория начиналась с искусства, — отмечает Людмила Васильевна. – И метаисторический смысл более значителен в искусстве, нежели в других областях. Следы искусства наиболее древние. Мы видим их и в многовековых петроглифах, и в рисунках более позднего периода» [1, с. 309].
Шапошникова высвечивает в своих трудах узловые моменты развития искусства, связанные с метаисторией. Так, например, она отмечает метаисторический характер народного искусства, обуславливающий его небывалую устойчивость. Говорит о нем как о важнейшей органичной составляющей духовной жизни народа, о его глубокой нравственной основе. Указывает на то, что метаистория народного искусства питала творчество профессиональных художников, поворачивая все больше и больше к метаискусству как таковому.

В книгах и статьях Людмилы Васильевны, посвященных вопросам искусства, присутствует «строго-документально изложенная фактологическая часть того или иного события: биографического, исторического, философского, художественного и т.д., — отмечает философ О.А. Уроженко. – Она развертывается в полном согласии с методиками научной традиции. Ее характеризует линейность повествования, устойчивость выводов, самотождественность понятий и т.п. <…>
Однако, в определенный узловой момент, на пике напряжений, когда научно-историческая мысль, следующая линейной логике, казалось, вот-вот исчерпает свой смысловой потенциал и достигнет смыслообразующих границ, за которыми явственно встанет призрак «плоского», «двухмерного» мышления, ход этой мысли неожиданно прерывается и она уходит, а точнее, прорывается в качественно иную реальность – в пространство метаисторической причинности. <…>
В качестве двигателя смыслопорождающей деятельности начинает звучать образ! художественный образ. В разрыв линейной постепенности врываются новые энергии, новые ритмы, ритмы сфер метапричинности: пламенные метафоры, метонимии, аналогии, соответствия и т.п. Торжественно входит множество мягких тонких, непрерывно изменяющихся мыслеформ. Происходит качественный скачок из мира рационального в другое измерение» [2].

Проблема метаобразов, одна из интереснейших проблем космической эволюции, глубоко освещается в трудах Л.В. Шапошниковой. Исследователь рассматривает ее в связи с земными памятниками культуры и истории, несущими в себе энергетику, красоту и формы высших миров, и с творчеством великих художников, архитекторов и других творцов, связанных с мирами высшего состояния материи. «Метаистория знает не только мысли и идеи, она творит метаобразами, которые идут на Землю через внутренний мир художников и творцов и становятся вечными образцами их творчества» [1, с. 311], — отмечает Людмила Васильевна и приводит яркие, убедительные примеры, когда выдающиеся художники, способные внутренним взором воспринять образную информацию от «камней, намагниченных историей», создавали поразительно живые исторические полотна, будто написанные с натуры. К ним Людмила Васильевна относит, например, картины Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни» (1878-1881), «Боярыня Морозова» (1884-1887), «Меньшиков в Березове» (1881-1883) и Карла Брюллова «Последний день Помпеи» (1830-1833).
На основе бесед М. Волошина с В. Суриковым, в которых речь идет о даре исторического вчувствования последнего, она вскрывает механизм этого дара, опираясь на философию космической реальности. То же историческое вчувствование она открывает и в работе Карла Брюллова «Последний день Помпеи», чему находит подтверждение в письмах художника и его брата.

Большой интерес, на наш взгляд, представляют наблюдения Л.В. Шапошниковой, связанные с творчеством художников-космистов, которыми она делится на открытии выставок их картин.
В этих наблюдениях раскрывается ее чуткость к языку живописи – цвету, форме, материи и пространству.
Так в 2003 году на открытии выставки «Неземные миры земных художников» Людмила Васильевна обратила внимание присутствующих, что космизм в искусстве принес людям новую красоту реального Космоса, его энергетику, способствующую расширению нашего сознания. Главные черты этого искусства – музыкальность, присутствие космического ритма, наличие духовного начала. Ярким примером тому служат работы Юрия Кузнецова, черпающего формы иконописных образов на просторах Космоса, Игоря Анисифорова, который создает на своих картинах инобытийный образ Глубины, Александра Маранова. В полотнах последнего главную роль играет свет. «Это не просто свет, — это сияние» [3], — говорит Людмила Васильевна и обращает наше внимание на то, что в полотнах Маранова произошел процесс самоорганизации световой материи, которая «выбросила из себя удивительные, еще неизвестные нам формы» [3].

Л.В. Шапошникова большое внимание в своих исследованиях уделяет творчеству Микалоюса Чюрлениса и Николая Рериха, обладавшими редкими духовными качествами, необходимыми для реализации метаобраза.
Она отмечает, что в картинах литовского художника, музыканта, поэта и философа Микалоюса Константинаса Чюрлениса зарождалась Новая Красота – Красота иного, невидимого обычным глазом, мира. «Придя к живописи уже зрелым человеком, он совершил в ней революцию, которая не сразу была понята и осознана его современниками, — пишет Людмила Васильевна, – и до сих пор, полагаю, до конца не осмыслена потомками тех современников. Он изменил в человеческом сознании соотношение миров и снял с иного, Тонкого Мира пелену, мешающую видеть его реальность» [4].
Пророческий дар художника и музыканта, его духотворчество, в процессе которого созревали метаобразы мира «вечной красоты», казалось, не имеющие ни времени, ни пространства, носили метаисторический характер и напитывали его творения энергетикой Инобытия.
На его картинах «была реальность самого Инобытия, реальность другого измерения, иного, более тонкого состояния материи» [5, с. 188], отмечает Людмила Васильевна.
Если девять полотен «Потопа» могут быть отнесены к какой-то грандиозной катастрофе земной эволюции, то его картины «Марсианский мир» из цикла «Фантазии» (1904-1905), «Ангелы. Рай» (1909), «Соната звезд» (1908), «Rex» (1909), цикл работ «Сотворение мира» (1905-1906) и другие свидетельствуют об уникальном опыте художника, открывшего людям окно в одухотворенное пространство Космоса. Людмила Васильевна обращает наше внимание на то, что «мы имеем дело не с простым ясновидцем, а с человеком, который действительно нес в себе реальность иных миров» [5, с. 222].

Она рассматривает творчество Чюрлениса, опираясь на научное изложение знания в книгах Живой Этики, утверждая, что художественное образное мышление мастера опережало философскую мысль. С позиции философии космической реальности Л.В. Шапошникова впервые анализирует его «Сонату звезд» (аллегро и анданте) как эволюционный «коридор», ведущий к Учителю. Созданные миры и человек двигаются в направлении творца, чтобы «стать вровень с ним и продвигаться уже вместе с ним туда, где открывается новый “коридор”, увенчанный новым, более высокого уровня Творцом» [5, с. 201-202].
Людмила Васильевна осмысливает художественное наследие Чюрлениса как «законченное и гармоничное полотно, несущее в себе глубинные идеи космической эволюции человечества» [4, с. 62], а самого Микалоюса Константинаса как творца, созидающего в духовном пространстве метанауки.

Анализируя творчество Николая Константиновича Рериха, Шапошникова наглядно показывает, как через искусство гениального Мастера в течение всей его жизни метаистория проливалась в земные исторические реалии. Выразилось это в том, что художник, говоря словами Леонида Андреева, «среди видимого открывает невидимое» [1, с. 338], воплощая в своих картинах мир давно ушедшего прошлого и мир еще не возникшего будущего.
Людмила Васильевна отмечает, что картины на темы исторического прошлого Древней Руси Рерих писал, когда им овладевало «историческое настроение», в создании которого важную роль играл его интерес к археологии. «Нужная эпоха как бы возникала в нем самом, звучала живыми голосами, наполнялась красками и формами. Он видел ее, ощущал и переносил на полотно. То был редкий, поразительный дар, несший в себе кроме таланта и многое другое, что составляло его внутреннюю суть. Он ощущал ток Времени, текущий через него, отбирал в нем нужное. Это походило на чудо.
Он же называл это иначе – “историческое настроение”» [6, с. 8-9].

«…Воскресает, — писал искусствовед Сергей Маковский о полотнах Рериха, — забытая жизнь древней земли: каменный век, кровавые тризны, обряды далекого язычества, сумраки жутко-таинственных волхований; времена норманнских набегов; удельная и московская Русь» [6, с. 25].
Картины Николая Константиновича, благодаря уникальному дару художника, становятся, по замечанию Шапошниковой, не только произведениями высокого искусства, а «живыми свидетельствами исторического прошлого» [6, с. 26]. Среди них можно назвать такие полотна, как «Каменный век» (1904), «Север» (1904), «Задумывают одежду» (1908), «Колдуны» (1905), «Идолы» (1901), «Гонец. “Восста род на род”» (1897), «Сходятся старцы» (1898), «Заморские гости» (1901), «Город строят» (1902) и другие.

Картины будущего, созданные Николаем Константиновичем, носят пророческий характер. Л.В. Шапошникова объединяет их в несколько групп и рассматривает во временной последовательности. В трех метаисторических полотнах художника «Сокровище Ангелов» (1905), «Владыки нездешние» (1907) и «Книга Голубиная» (1911), созданных еще в дореволюционной России, по словам Людмилы Васильевны, «как бы эскизно-неопределенно наметились три странных и таинственных сюжета – Мудрецы, Книга, Камень» [7, с. 113].
Они послужили началом того, что сам Николай Константинович называл «помимо историков», и сыграли в его жизни важнейшую роль. «Эти образы, — писал художник, — смутно являются во сне, вехи этих путей наяву трудно открыть» [7, с. 121]. Они обрели полную реальность через много лет на маршруте Центрально-Азиатской экспедиции. Как пишет Л.В. Шапошникова, «”Сокровище ангелов” превратилось в осколок метеорита, заключавший в себе тончайшую и высоковибрационную космическую энергетику. Им снабдил Рерихов сам Учитель. ”Голубиная книга” оказалась аллегорией философии Космической реальности, и, наконец, ”Владыки нездешние” явились теми Космическими Иерархами, которые много веков содействовали развитию эволюции человечества» [8, с. 82].

Перед Первой мировой войной, в 1911 – 1914 годах, Николай Константинович создает еще одну серию пророческих картин. Их смысл стал ясен только после того как война началась. «На пространстве, занимающем почти все полотно, идет ”Небесный бой”. Ветер гонит по небу темные грозовые тучи, которые сталкиваются с оранжево-красными облаками. Схлестываясь, и тучи и облака превращаются в фантастические фигуры сражающихся и гибнущих воинов, — пишет Л.В. Шапошникова в книге «Мастер». — <…> В багровых отсветах и дыме пожарищ во все небо неумолимо и неотвратимо встал ”Ангел последний”. Языки пламени поглощают стены городов, башни и соборы. Взгляд ангела суров и осуждающ.

Еще картина – и опять ангел. Он неслышно подходит к тяжелым воротам города. <…> В руках пришедшего ”Меч мужества”. Он почему-то принес его в этот мирно дремлющий город, где даже стража у ворот спит крепко и беззаботно.
Корабль со спущенными парусами приближается к непреступной крепостной стене. <…> Его печальные мачты напоминают кладбищенские кресты, во всем его облике затаилось что-то тревожное. <…> На желтеющее закатное небо надвигаются лилово-черные тучи. <…> ”Вестник”.
Зарево пожара охватило все небо. Пламя трепещет в окнах замка, вставшего темной громадой. Повержен геральдический лев. <…> ”Зарево”.
”Дела человеческие”. Аспидно-черное небо. Пустое и оглушающее. <…> На холме стоит группа. Девять человек. Они одеты в старинные платья. <…> На лицах людей – горе и глубокое потрясение» [7, с. 106]. К этой же группе пророческих полотен Л.В. Шапошникова относит картину «Короны» (1914). Смысл ее станет ясным несколько лет спустя, когда революция сметет три монархии: Романовых, Гогенцоллернов, Габсбургов.

Анализируя пророческие картины Н.К. Рериха, Л.В. Шапошникова впервые вводит в научный оборот само понятие пророчества, имеющее непосредственное отношение к духовному пространству метанауки. «Новая философия истории, в которой синтезируются метанаучные и научные методы познания, без явления пророчества будет неполноценной» [6, с. 133], — отмечает она.
И, опираясь на философию космической реальности, поясняет уникальную особенность пророчеств – формирование их не в земном мире, а в мире более высокого состояния материи и ином измерении, что важно учитывать в любом научном исследовании. «Что есть пророчество? – цитирует она строки из Живой Этики. – Предуказание определенного сочетания частиц материи» [9].
И еще: «Пророк есть человек, обладающий духовной дальнозоркостью. Так же как на физическом плане есть близорукость и дальнозоркость, так же просто надо отнестись к качеству дальнозоркости духа.
Было бы совершенно невежественно отрицать пророчества. Было бы совершенно глупо порицать пророков. Если научно и беспристрастно исследуем случайно сохранившиеся пророчества, что же увидим? Найдем людей, вопреки личной выгоде заглянувших в следующую страницу истории, ужаснувшихся и бесстрашно предупредивших народ.
Среди так называемых пророчеств не найдете личных помыслов, не найдете преступного своекорыстия, не найдете клеветы. Символы изображений объясняются окраской далеких стекол. Когда же ученые найдут время научно исследовать пророчества и сопоставить их исторически? Прекрасная книга для молодого ученого!» [10].

В своих трудах Людмила Васильевна рассматривает еще одну группу пророческих картин Н.К. Рериха, написанных накануне Второй мировой войны. Картины-предупреждения «Цветы Тимура» (1931) и «Армагеддон» (1936) говорят о грядущей опасности. «Святогор» (1938) олицетворяет русский народ, которому предстоит совершить подвиг. Символическое полотно «Вестник от Гималаев» (1940) указывает на место, откуда шли предупреждения, а «Армагеддон» (1940) «являлся прямым указанием на войну, в которую неизбежно будет втянута Россия» [11, с. 81]. В эту серию вошли и картины «Богатыри проснулись» (1940), «Весть Тирону» (1940), «Слепой!» (1941), «Гесэр-хан» (1941), символический характер которых Шапошникова раскрывает в связи с историческими событиями мирового масштаба периода их создания.

Людмила Васильевна приходит к выводу, что в этой, второй, пророческой серии Николай Константинович отразил «все основные исторические особенности пророчеств и ясно показал важнейшее место пророческого прогнозирования в историческом процессе во всем его драматизме и многогранности» [6, с. 134-135].
Шапошникова обращает внимание на тот факт, что все эволюционные действия Рерихов – Центрально-Азиатская экспедиция, Пакт по защите культурных ценностей, создание Института гималайских исследований «Урусвати», были связаны с метаисторией. И художественное творчество Николая Константиновича – ее важнейшая часть.
Например, серии картин «Его страна», посвященная Учителю, «Знамена Востока», где художник воспроизвел личности, формировавшие на Земле метаисторический процесс, «Майтрейя», где обозначены вехи, по которым идет будущее, были созданы Рерихом на маршруте Центрально-Азиатской экспедиции.
И, как отмечает Людмила Васильевна, «значительная их часть сделана метаисторическим методом видений, что, в свою очередь, не только отличает их от картин, написанных с натуры или по домыслу, но и значительно повышают их тонкую энергетику» [12, с. 86].

Исследователь открывает нам новый смысл полотен Рериха. Серии картин художника, названные выше, вместе с картинами «Приказ Ригден Джапо», «Легенда о Шамбале», «Хранитель входа», «Сосуд нерасплесканный», созданными во время Центрально-Азиатской экспедиции в период 1924 – 1927 годов, становятся не только высокохудожественными произведениями, а одним из тонкоэнергетических источников, связанным с творчеством космической эволюции.

Так Людмила Васильевна Шапошникова впервые в искусствознании рассматривает искусство как источник метаистории и наглядно показывает ее проявления на конкретных примерах.
Ее синтетический подход к исследованию художественных произведений, включающий научные и метанучные методы, открывает новые перспективы в изучении истории искусства.

Е.С. Кулакова, кандидат искусствоведения,
г. Новокузнецк

Примечания:

1. Шапошникова Л.В. Земное творчество космической эволюции. М.: МЦР, 2011.
2. Уроженко О.А. Размышляя о книге Л.В. Шапошниковой «Земное творчество космической эволюции». Выступление на презентации книги в МЦР 24 марта 2012 г.
3. Из выступления Л.В. Шапошниковой на открытии персональной выставки Александра Маранова в Центре-Музее имени Н.К. Рериха в 2002 году.
4. Шапошникова Л.В. На берегах иных миров // Л.В. Шапошникова. Держава Рерихов: Сб. ст. в 2 т. Т. 2. М.: МЦР, 2006.
5. Шапошникова Л.В. Тернистый путь красоты. М.: МЦР, 2001.
6. Шапошникова Л.В. Ученый. Мыслитель. Художник. М.: МЦР, 2006.
7. Шапошникова Л.В. Великое путешествие. Мастер. М.: МЦР, 1998.
8. Шапошникова Л.В. Земной маршрут космической эволюции // 80 лет Центрально-Азиатской экспедиции Н.К. Рериха: Материалы Междунар. научно-обществ. конф. 2008. М.: МЦР, 2009.
9. Община (Рига), 24.
10. Листы Сада Мории. Кн. 2. Озарение. Ч. III, V, 3.
11. Шапошникова Л.В. Метаисторический смысл Пакта Рериха // 75 лет Пакту Рериха: Материалы Междунар. обществ.-научн. конф. 2010. М.: МЦР, 2011.
12. Шапошникова Л.В. Земной маршрут космической эволюции // 80 лет Центрально-Азиатской экспедиции Н.К. Рериха: Материалы Междунар. научно-обществ. конф. 2008. М.: МЦР, 2009.

* Автор благодарит профессора О.А. Уроженко за плодотворное обсуждение материала.

 

Текст статьи размещён на сайте Международного Совета Рериховских организаций имени С.Н.Рериха:  http://www.roerichs.com/Publica….va1.htm

(Visited 29 times, 1 visits today)

Добавить комментарий